Andris Saulitis

• Kлинический психиатр с обширным международным опытом
• Консультант и тренер предпринимателей, спортсменов, деятелей искусства
• Обучение психиатров

О себе

 

Я начну с того, что человек – это процесс, то есть постоянного «Я» нет. «Я» – это некая сумма информации, которая постоянно пополняется, меняется, плывет.

 

Я был вторым ребенком в семье сельских учителей иностранного языка. Родился по плану, в любви и желании. Детство – рай. Свежий воздух, сельская атмосфера – как сейчас модно говорить, эксклюзивная экологическая обстановка. Хороший детский сад, но мы с ним общего языка не нашли. Я смутно помню разных пожилых женщин, которые присматривали за мной, пока родители обучали местных детей иностранным языкам – в то время крайне ненужное занятие, можно даже сказать, необычное. Какие иностранные языки в советской сельской глубинке?

 

В школу я пошел с шести лет, так родители использовали свое служебное положение и свой административный ресурс, хоть что-то сделали для себя, а то мел ведь каждый день домой не потащишь. Школа как школа, учился, как все ребята, ничего особенного. Старший брат, конечно, был для меня примером; и я понял сразу, что мне его по наукам не догнать. Я пошел на мировую, и это было мне выгодно. Когда у него было хорошее настроение, то он мне помогал осваивать конкретные науки, и я сразу становился отличником. Когда у него терпение кончалось и его переманивала рыбалка или футбол, тогда я резко сдавал по оценкам.

 

Папа мой был инвалидом: у него полностью отсутствовала правая рука. Мне объяснили, что он ветеран войны и в боях был ранен, и в результате ранения потерял руку. Я очень гордился папой, да и он был нежный, но требовательный. Меня ни разу, повторяю, ни разу не то что не били, но даже руку ко мне не прикладывали. За все наши с братом ребяческие проказы всегда получал почему-то брат. Ну так, тоже символически. Мама была очень строгая, любящая и упорная, умела так правильно и долго хорошо поставленным голосом читать поучения, что я бы согласился, скорее, на легкую порку, чем это слушать. Даже сейчас они звучат у меня в ушах. Вот так текла моя жизнь до четвертого-пятого класса.

 

Тогда произошло первое событие, которое перевернуло всю мою дальнейшую жизнь. Как сейчас помню этот роковой день: в школе меня вызвал к себе физрук и сказал, что меня взяли вратарем в сборную района по футболу. Мое детское сердце радовалось так, как если бы я получил место в национальной сборной. Физрук все понимал и радовался тоже: ведь и школе почет, и, следовательно, ему. Он строгим, характерным для физруков голосом сказал: «Беги за свидетельством о рождении. Твои данные надо отослать в районный центр». Тогда ведь не было всех сегодняшних средств коммуникации. И я изо всех сил побежал домой.

 

Прибегаю, а дома никого. Я знал, что все важные документы хранятся в папином письменном столе. Я к столу, дернул – закрыто, рванул изо всех сил, и замок выскочил. И я стал в куче папиных документов искать свое свидетельство о рождении, а в голове одно – сборная района, вау, гордость школы, ух! И тут на глаза попадается документ. Смотрю ближе, читаю: справка об освобождении. Что это такое? Читаю дальше… И шок. Справка об освобождении заключенного. И я куда-то словно провалился. «Как? Где ветеран, герой войны, фронтовик? Где?..»

 

Вечером дома был серьезный разговор. Оказалось, я сын врагов народа, то есть «из буржуинов и кулаков». Вот этого мне только тогда не хватало. Маму с семьей сослали в ссылку за «буржуинство». Никак тогда не мог понять, за что маму, никак! Сейчас могу – больные люди ведь были. Ну, с папой-то ясно: национальные лесные братья, что-то вроде партизан, только без структуры и помощи государства, сами по себе. К вышке папу тогда приговорили, 58 статья. За измену родине. Двух месяцев папе не хватило до совершеннолетия, а так бы расстреляли (к несовершеннолетним смертную казнь не применяли). Обжаловали, дали «двадцатьпятку». И руку папа потерял не в боях, а в аварии на шахте в Инте, в поселке Абезь. Так десять годков уголек папа и подобывал. А как отец народов приказал долго строить коммунизм, мой папа вернулся домой. Вот так двое ссыльных встретились в зоне, за сотым километром, и начали, вопреки всему, счастливо жить.

 

С этого дня полностью изменилась программа, по которой я развивался. Меня посвятили во все тайны семьи. Я был допущен к акту прослушивания вражеских радиостанций. Тогда всякие голоса и волны врагов вещали на полную. Вот так я дальше рос: на дворе и в школе – одно, а дома – совсем другое. Лагерное прошлое папы пропитало меня до последней клетки. Мы любили рыбалку, и вот эти разговоры, папины рассказы, такие ясные, реальные, меня настолько поразили, что я как бы сам все это пережил.

 

Мама очень неохотно и скупо рассказывала о своей ссылке, и только тогда, когда я настаивал. Когда ее выслали, ей исполнилось двадцать четыре года. Она была красивая, цветущая молодая женщина из «буржуинского» сословия. Уже став взрослым, я поближе познакомился с условиями и бытом лагерей, но даже сегодня не могу подобрать слов, чтобы описать, что происходило с красивыми в таких условиях. И я ужаснулся. На тот момент уже прошло три года с того момента, как мамы не стало. После этого я шесть лет не мог вспомнить лицо мамы. Смотрю на фото – да, мама. Отложу в сторону, пытаюсь вспомнить — не могу. Тьма, пустота. Сейчас-то все ясно: защитная реакция, но для меня это была не реакция и не защитная совсем, а тупая, неподъемная боль. И только когда психиатрия меня пропитала слишком основательно, только когда я телесно пережил в психиатрических клиниках реальность феномена психических расстройств – только тогда отпустило. Это ведь больные, до крайности доведенные люди, потому и делали больно всем, и моей маме тоже.

 

И муть ушла. Я снова чувствовал маму в себе и без помощи фотографии. Обрастая опытом и практикой психиатрии, я осознал: нет такого человека на белом свете, который бы не пережил страдания. А венец всего – это просто чудо! Пришло понимание – психически здоровые люди по определению добрые! Когда я это осознал, то увидел, что мне этот алмаз судьба просто дала даром.

 

Мама оказалась из «буржуинского» клана, который основал страну. И я не по книгам, а от родной мамы узнал всю кухню «делания власти», но кто слушает маму! В политику влез, аж два срока в парламенте отсидел, ну, что сказать: власть, как власть, как всегда, как везде. И тут спасибо психиатрии – вытянула! Брат пошел в мир и до своей смерти работал профессором в Соединенных Штатах, в городе Филадельфия. Он очень-очень много в меня вложил, чтобы я начал уважать науку и факты. Спасибо, брат!

 

Сотни семинаров, курсов и других зачетных мероприятий, которыми так гордятся профессионалы и украшают ими свои места приема и личные кабинеты, для моего развития полный ноль. Нельзя сказать, что просто убитое время, были и приятные моменты, встречи и вечеринки с коллегами, служебные романы и так далее, но для развития и клинического понимания – только обуза.

 

Революцию в сознании и понимание психиатрии я получил в Лондоне. Я до сих пор не понимаю, почему мне они (коллеги-психиатры) открыли тайны видения и владения миром. Одна из версий – они потешались надо мной, вкидывали в мой мозг взрывающие знания и смотрели, как на кролика или морскую свинку: что со мной эти знания сделают. А может, из-за родителей или из-за брата, а может, и все вместе. Закончилось тем, что меня заставили вырастить в себе интересный уровень понимания бытия. И выразилось это в простой истине: психиатрия – не профессия, а определенный уровень развития сознания. Если хотите, это новое осознание и понимание феномена реальности бытия. Трудно сопротивляться фактам, которые каждый божий день тебе демонстрируют в психиатрических клиниках. Ей-богу, я пытался сопротивляться, но разве человек в здравом рассудке будет долго противостоять фактам? Так я получил код доступа к пониманию и, конечно, сносный английский язык. А дальше – интернет, хакерские научные «хубы». Признаюсь честно, воровал и ворую знания по сей день. Не переживаю, знаю: авторы с радостью поделились бы со мной. Клиника, практика, пациенты – и так каждый день. Даже сегодня я это пишу после очередного приема, перед следующим.

 

Итак, возвратимся: человек – это процесс. И я в том числе. Вот так и меняюсь: пациенты, клиника, научные хакерские «хубы», знакомства, переживания, любовь, страдания… Да, есть у меня интересные специальные знания по темам. Очень интересные курсы и лекции, программы обучения (не переношу слова «тренинги»), но про них я рассказывать не могу, потому что читаю их серьезным людям в закрытых клубах, с подпиской о неразглашении. А про банальные вещи писать как-то рука не подымается. Потому читайте, что я писал, через строки, как в советское время читали газету «Правда». Уверен, все нужное найдете, ведь рыбак рыбака видит издалека.

 

Ваш док Андрис Саулитис